Все люди на планете относились к евреям с какой-то долей пренебрежения, говоря, подумаешь богоизбранный народ. Но этот народ выжил во время Холокоста, сумел собраться воедино и добиться провозглашения еврейского государства на тех землях, где они когда-то жили с незапамятных времён.
Совет Безопасности ООН поддержал это решение и государство образовалось. Должно было образоваться и палестинское государство, но палестинцы не стали учреждать свою государственность до тех пор, пока Израиль не будет уничтожен. Мне кажется, что и в третьем тысячелетии палестинского государства не будет по причине того, что тогда палестинцам придётся заняться созидательным трудом, а не войной. А трудиться день изо дня в день, созидая и что-то создавая, это намного труднее, чем день ото дня готовить себя к джихаду.
Кроме того, у евреев своя религия. Не ислам. А раз они не мусульмане, значит – они неверные, гяуры и Аллах приветствует войну с гяурами. А тут оказалось, что бывшие российские и советские евреи в Израиле стали придерживаться не только социалистических принципов кибуцев, но и принципов свободного предпринимательства, стали строить дружественные отношения со странами Запада и тогда СССР отшатнулся от нового государства и стал на сторону сторонников антиизраильского джихада. В качестве меча возмездия был избран Египет – уничтожившая королевскую власть Объединённая Арабская Республика во главе с ярым сторонником Гитлера, Героем Советского Союза полковником Гамалем Абдель Насером.
Первая серьёзная стычка Египта с Цахалом – Армией обороны Израиля закончилась сокрушительным поражением Египта. Израиль получил Синайский полуостров вплоть до восточного берега Суэцкого канала и Западный Берег реки Иордан. Захват нашего самолета как раз пришёлся на очередное обострение арабо-израильского противостояния.
Подошедший к нам молодой раввин попросил нас с Мюллером возглавить их, представлять всю группу в переговорах с внешним миром. Что делать? Пришлось согласиться. Мюллер занялся внутренними делами, успокоением страждущих, поддержкой духа людей, а я пошёл на переговоры с представителями государства, где мы оказались.
Страной командовал бывший капитан французской колониальной армии. Меня к нему не допустили, но на мою просьбу дали небольшое количество воды и определили место, где пленники будут отправлять естественные надобности.
Молодой переводчик при выяснении языка, на котором более удобно и полнее общаться, шепнул мне по-немецки:
– О вас знают.
Что и кто знает, было непонятно, но мне показалось, что о захвате самолета знают во всем мире. Что ж, это тоже отрадно. И мы с Мюллером тоже попали как кур в щип. Хотя, мы можем уйти отсюда мгновенно, не выполнив задачи, с которой мы оказались здесь.
– Я никуда не пойду, – сказал мне Мюллер, – возможно, что я так сниму немало моих грехов, которые мне предъявят при входе в царствие небесное.
Как и все атеисты, которые начинают верить в Бога в безвыходном положении, Мюллер тоже вдруг преисполнился благочестия и сострадания. Мало кто знает, но именно Мюллер дал распоряжение оказывать медицинскую помощь попавшим в плен раненным красноармейцам. Это было где-то в 1943 году. Шипения со всех сторон было много, но именно шипения и больше ничего. Я не думаю, что у моего бывшего шефа проявилось сострадание к раненым воинам Сталина, но жёсткое отношение к военнопленным вызывало такое же жёсткое отторжение всех предложений перейти на сторону противника. Правильно поставленная пропаганда давала большие результаты, чем давление.
– Почему не формируются эсэсовские части из военнопленных антигитлеровской коалиции, – спросил я как-то Мюллера.
– Овчина выделки не стоит, – как-то в русском духе ответил мне шеф, – вояки они никакие, а вот на работу в оккупационной администрации они подойдут. С русскими мы дали маху. Мы могли освободительную войну превратить в войну гражданскую и одержать в ней победу с малыми потерями германских войск. Но, как это говорят у вас в России – после драки кулаками не машут.
В ночь на третьи сутки нашего пребывания на пустынном африканском аэродроме мы услышали гул моторов приземлившегося тяжёлого самолета. Сквозь гул моторов мы услышали стрельбу и взрывы вдалеке. Мюллер и я во главе подготовленных мужчин набросились на террористов и ликвидировали их. Сейчас у нас было оружие для охраны всех пассажиров.
Затем в сарай аэродрома при свете горящих как костры истребителей вбежали несколько человек в военной форме и что-то прокричали на иврите. Это был спецназ Цахала.
– Нас зовут, сеньоры, – сказал нам раввин и потянул за рукав.
Мы быстро погрузились в тяжёлый транспортный самолёт и стали готовиться к взлёту. На взлёте мы увидели огоньки машин, на большой скорости двигающихся со всех сторон к аэропорту. Нас уже никто не мог догнать. Костры трёх истребителей летать не умеют. В салоне было полутёмно, но я видел в темноте Мюллера и женщину, доверчиво прижавшуюся к его плечу. Она, похоже, спокойно спала. Кажется, это одна из форм стресса, погружение в сон на плече спасителя от смертельной опасности.
Через два часа полёта приземление в аэропорту Бен-Гуриона в Тель-Авиве. Торжественная встреча. Почести павшим. Всем пожимают руки, обнимают, целуют. Нас разместили в гостинице и с утра стали производить опросы по сути произошедшего. Нас с Мюллером держали в отдельном помещении. Вероятно, на нас были получены самые лестные характеристики, потому что нас снова разместили в гостинице и с нами стали беседовать в наших комнатах.